... В Загорске в институт игрушек пригласили знаменитого самоучку художника и посадили работать у окна против церкви. Художник и начал эту церковь писать. Ему сказали, что церковь в наше время для детей не нужна, что не надо это делать... Художник перестал, сделал что ему велели, а потом опять принялся за церковь. Ему опять заметили, и после того он стал себя принуждать, но все равно, что бы художник ни писал, красноармейца, автомобиль, церковный мотив неизбежно входил в состав рисунка... Догадались пересадить его к другому окну, откуда церковь работы Растрелли была не видна. И все равно, не видя церковь перед собой, он взглядывал иногда в то окно невольно, и церковная форма все-таки давала себя знать на всех игрушках: автомобиле, красноармейце. С этим художником институт игрушек должен был расстаться.
... Церковь у нас была школой любви. Страна была вся усеяна такими школами. Но эти школы любви, когда накопилось в народе сознание неправды, стали политическим орудием гражданского мира. Вот почему в самом начале революции в театре при слове «Христос» <Зачеркнуто: одного актера> один матрос выстрелил в этого актера и вскоре затем начали ломать «школы любви». Так вырвался народ из рук попов и никогда к этим попам не вернется, потому что в простоте своей был обманут. Церковь начнется среди личностей верующих и будет элементом культуры, но не политики. Спрашивается, однако, где народ будет учиться любви, если эти школы разрушены. Народ бросается за этим на ученье, на книгу.
... Перепись назначена на ночь с 5-го на 6 Января, но оказалось, это только проверка, а самая перепись явилась сегодня внезапно. Я лежал в постели. Явилась переписчица и, спросив, «сколько лет», «какое образование» и «чем занимаетесь?», внезапно задала вопрос: «Верующий?» Застигнутый врасплох, я ответил: «Да, верующий». Я так ответил, потому что вот именно теперь, эту осень и зиму, думал много об этом, и мне хочется веровать. «Да, верующий» <Зачеркнуто: – твердо сказал я. А она:> «Православный?» На это я тоже ответил, что православный.
А как же иначе было ответить? Ведь когда православные во время Мамонтова предложили мне надеть крест для самозащиты от казаков, я остался согласным с коммунистами и крестом пользоваться не стал именно потому, что не хотел «пользоваться». Теперь, напротив, коммунисты, хозяева положения, предлагают отказаться. Сколько людей, слабо верующих, теперь откажутся от веры. Какой же я православный, если лет 50 не говел! Но именно чтобы постоять за себя, я сказал: православный. Кроме того, я так был должен сказать, потому что православие – это моя связь со всей моей родиной и в нем таится для моего нравственного сознания готовность идти к желанному счастью через страдание и, если понадобится, через смерть. Тогда как «некрещеные» принимают коммунизм и его счастье просто как насекомые, летящие на огонь.
А как же иначе было ответить? Ведь когда православные во время Мамонтова предложили мне надеть крест для самозащиты от казаков, я остался согласным с коммунистами и крестом пользоваться не стал именно потому, что не хотел «пользоваться». Теперь, напротив, коммунисты, хозяева положения, предлагают отказаться. Сколько людей, слабо верующих, теперь откажутся от веры. Какой же я православный, если лет 50 не говел! Но именно чтобы постоять за себя, я сказал: православный. Кроме того, я так был должен сказать, потому что православие – это моя связь со всей моей родиной и в нем таится для моего нравственного сознания готовность идти к желанному счастью через страдание и, если понадобится, через смерть. Тогда как «некрещеные» принимают коммунизм и его счастье просто как насекомые, летящие на огонь.
... В «Правде» просят граждан спасать себя откровенным рассказом в НКВД о соседях, друзьях, родственниках, ведущих несоветские разговоры. Вот теперь каждый ушки навострил, один слушает, думая, нельзя ли поживиться себе, другой поставил ушки на макушку, чтобы черт за язык не потянул и чтобы, Боже упаси, не сорвалось с языка что-нибудь лишнее. И все это называется «бдительность».
... На днях читал в «Правде», что из Александро-Невской лавры сделали «Некрополь» и свезли туда могилы замечательных людей: Чайковского, Даргомыжского, художников, поэтов. Но среди замечательных людей не было, напр., имени Пушкина, значит, Пушкина тронуть не посмели. Правда, как тронуть могилу, если покойник отпет? Неужели же их теперь отпевали? И еще хуже, если прошло сто лет и могила стала подробностью ландшафта? Мерзость эта вскрывает силы, которые повертывают все революции вспять: это силы могучих неповинных мертвецов, которых толпа по невежеству оскорбляет вместе с живыми мертвыми, действительно виновными в том или другом.
... Народ, плененный своим собственным правительством, – возможно ли это?
Люди перестают совсем доверять друг другу, работают и больше не шепчутся даже. Огромная «низовая» масса людей, поднятая теперь вверх, такого рода, что ей шептаться не о чем: ей все это: «так и надо». Другие за шепот идут в уединение, в науку молчания. Третьи научились молчать.
Люди перестают совсем доверять друг другу, работают и больше не шепчутся даже. Огромная «низовая» масса людей, поднятая теперь вверх, такого рода, что ей шептаться не о чем: ей все это: «так и надо». Другие за шепот идут в уединение, в науку молчания. Третьи научились молчать.
... Люди у нас в Союзе, хорошие «русские» люди – в другой, жалкой форме – но те же самые. Но кое-что я ненавижу смертельно в создавшемся новом и больше всего ненавижу газету «Правду» как олицетворение самой наглой лжи, какая когда-либо была на земле. Ненавижу, вспоминая слова Тургенева о русском народе, что нет более изолгавшегося народа, чем русский, но что зато никто на свете так не жаждет правды, как русский.
... Надо всегда помнить, что церковь и государство в практике стоят друг друга.
N. неверно сказал, что мир раскололся на христиан и их врагов. Это он с точки зрения правоверного христианина. На самом деле и у коммунистов хорошие люди бессознательно идут с Христом, и в церкви христиане идут с антихристом.
N. неверно сказал, что мир раскололся на христиан и их врагов. Это он с точки зрения правоверного христианина. На самом деле и у коммунистов хорошие люди бессознательно идут с Христом, и в церкви христиане идут с антихристом.
Пришвин М.М. Дневники. 1936-1937. – СПб.: Росток, 2010. – 992 с.