Епископ Василий (Костюк)

 Я знавал и знаю людей, которые и в лютых сталинских лаге­рях были независимы, свободны духом, их не могли подавить самые оголтелые держиморды и садисты, дело кончалось тем, что они заставляли нашу карательную систему пойти на попят­ ную и даже заискивать перед «политическими». Маявшийся в Кучинской полигзоне, неподалеку от города Чусового, о кото­ром речь впереди, Василь Стус, замечательный украинский поэт, великий, бесстрашный гражданин земли своей истерзанной, ла­герному холую и живодеру говорил: «Ты гестаповец! Ты фашист! Ты вечный жандарм!» — Они, эти воспитатели, добили, домордовали в конце концов человека по фамилии Стус, запрятали его в уральской земле под столбиком N 9. Но они не в силах были убить мятежного гражданина и поэта Василия Стуса — это выше всех их истребительных сил. Были и такие среди «политичес­ких», которые на удар плетыо, па издевательства и матерщину смиренно говорили: «Господь тебя прости!» И ничто так не бесило лагерное отродье, как это гордое смиренье ч...

  В непонимании, искажении, затуманивании смысла жизни и человеческого назначения — самая большая уязвимость комму­нистической морали. Шипящие, ядовитой слюной брызгающие остатки коммунистической банды, жаждущие лишь одного — отомстить! — не понимают по ввинченной в их упрямые башки бетонной ограниченности, что наваждение кончилось , что исто­рию не перепишешь, жизнь не повернешь вспять. Кому ото­мстить? За что? А за то, что перестали их слушать и слушаться, раболепствовать перед ними, стоять на коленях? После путча, испугавшись поначалу, что с ними, с коммунистами, поступят так же, как они поступали со всеми побежденными и сваленны­ми с ног, то есть будут бить лежачих, постреляют их, поотрубают им головы, загонят в лагеря; уяснив, что этого не будет, что на них пытаются воздействовать морально, а на всякую мораль они давно не только наплевали, но и наклали большую кучу, «бор­цы» снова начинают поднимать полуоблезлые головы, искать ви­новатых, лгать, изворачиваться, метать из ноздр...

Наш народ... Богом... задуман народом мирным, земным, и если аван­тюристы всех мастей, преобразователи и проходимцы красной масти сбили его с пути, ввергли в войны, перево­роты и кровопролития, то они в конце концов и будут народом и Богом наказаны, и погибнут прежде самого народа, потому как прокляты Господом от рождения , а народа нашего останется еще достаточно, ибо он велик, увы, велик чаще только по числу, и сколько его останется, что там, впереди, будет — масса или народ — судить не берусь, ибо и сейчас уже вижу вокруг не народ, не на­цию, а население, среди которого не вдруг и распознаешь признаки нации, когда-то самой трудовой, самой вынос­ливой, от прошлого, кажется, только терпение и осталось — признаки русичей. Виктор Астафьев, 1992. 19.1.92 г. Дорогой Вы мой, В. В. Миронов! ... В остальном жизнь идет, как везде, смутно, тревожно, на грани отчаяния. Но жить-то надо? Детей растить надо? Значит, терпи, двигайся дальше вместе со своим, совсем уж разнесчастным, деморализов...

... Если бы для большинства людей вера не была бы толь­ко обрядом, то не была бы Россия брошена в советский позор. Но и искренне жаждующие веры вновь загоняют себя в застарелый соблазн, который поныне разъедает православие. Это — уничижение плоти во имя духа. Ис­каженная вера видит в человеческой телесности зло, ко­торое надо еще при жизни на земле унизить, преодолеть духом. Не в этом ли главная причина того, что Русь и Россия часто загоняла сама себя в убожество физических условий быта и жизни, не этим ли порождался извечный русский междоусобный мордобой? Не дай нам Бог утвер­диться в прежнем знании, что земная жизнь — это юдоль печали и стезя плача, к чему тогда выкладываться в лю­бой работе, если тело и материя мира — обман и ложь! А главное, что вытекает для последовательно мысля­щего из такой «веры», — это уверенность в том, что нельзя посягать лишь на дух, в котором Бог, и совсем не грех уничтожить плоть, которая безбожна. Наберется ли жа­лости к чужой жизни у такого верующего, т...